Председатель одного из крупнейших в стране профсоюзов — о везении, специфике работы и увлечениях

Биография Водянов Николай Анатольевич родился в 1960 г. в Москве. В 1982 г. получил высшее образование в Московском автомобильно-дорожном институте (МАДИ). Занимал должности: заместитель начальника Управления дорожного хозяйства и благоустройства Калининского района Москвы; начальник Управления городского хозяйства префектуры Юго-Восточного административного округа Москвы; глава Управы Нижегородского района Москвы; гендиректор Генеральной дирекции единого заказчика Северного округа Москвы; с 2004 по 2007 г. — депутат внутригородского муниципального образования Нижегородское. Профсоюзная работа: 1986–1990 гг. — председатель первичной профсоюзной организации Управления дорожного хозяйства и благоустройства Калининского района Москвы; 1995–2000 гг. — председатель первичной профсоюзной организации префектуры Юго-Восточного округа Москвы; 2000–2004 гг. — член президиума Московской городской организации профсоюза работников госучреждений и общественного обслуживания РФ; 2009–2013 гг. — заместитель председателя профсоюза работников госучреждений и общественного обслуживания РФ. С 2013 г. по настоящее время — председатель профсоюза. Президент Международной федерации профсоюзов работников госучреждений и общественного обслуживания. Награды: медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, звание «Почетный дорожник России», профсоюзные награды, медали и благодарности. Семейное положение: женат, двое сыновей. ПРО ВЕЗЕНИЕ, АВИАЦИЮ И СОПРОМАТ — Николай Анатольевич, если оглянуться назад, какое событие в жизни вы бы могли назвать подарком судьбы? — Подарок? А я себя везучим человеком не считаю. Если у кого-то все в жизни складывается само собой, то у меня наоборот. Вроде бы уже понятно все, и ситуация развивается так, как нужно, и вдруг… в последний момент происходит что-то такое, чего ты никак не ожидал. И рушится все, что ты построил умозрительно. — Честно говоря, со стороны вы совсем не производите впечатления невезучего человека. Скорее наоборот… — Ну, это если только со стороны (улыбается). Везения не хватало всегда, и мои друзья, люди, которые знают меня близко, это подтверждают. Вот, например, в детстве и юности у меня была такая любовь — авиация. В этой отрасли всю жизнь проработала моя мама, и я тоже хотел пойти учиться в Московский авиационный институт. Решил поступать, но выяснилось, что зрение у меня было не стопроцентное, и меня не допустили к поступлению по тем специальностям, на которые мне хотелось бы. А в школьные годы я увлеченно занимался в авиамодельном кружке. И очень благодарен этому занятию, потому что научился, как говорится, плоскогубцы в руках держать, работать руками. Кстати, авиамоделированием я увлекаюсь и сейчас. — Собираете модельки? — Модельки, скажете тоже! Они бывают и два, и три метра размером! И цена у них приличная, чуть ниже, чем у отечественного автомобиля. Так что это не «собирание моделек», а очень интересный и весьма популярный вид спорта. Есть даже Федерация авиамодельного спорта России, проводятся чемпионаты мира. Это обычный технический вид спорта, который требует большого внимания и абсолютно несовместим, например, с алкогольными напитками. Там нужна такая реакция, которая невозможна при употреблении хотя бы капли. Сам я в чемпионатах не участвую. Занимаюсь авиамоделированием как любитель. Но это вещь такая, от которой не отвяжешься, это уже на всю жизнь. — Вы росли ребенком скорее спокойным, и учеба давалась легко? Или я ошибаюсь? — Не ошибаетесь. Думаю, что неспокойным я стал в последних двух классах школы. Родители особо моим воспитанием не занимались, надо честно сказать. Как-то не принято было. В детстве бабушка в школу провожала, а потом все сам. В школе я был хорошистом. Но помню, когда пошел в первый класс — это был первый год, когда отрабатывали новую школьную программу. Даже учебники были не по всем предметам, а те, которые были, нужно признать, были крайне неудачными, их потом меняли. И сама школьная программа… Мы должны были изучать много вещей, которые раньше не учили даже наши педагоги, для них это было ново. Очень много было балластного, ненужного материала. Ну а потом я поступил в автодорожный институт — МАДИ. На тот момент в этот вуз был очень высокий проходной балл: при четырех экзаменах нужно было получить минимум две пятерки и две четверки! Я поступил. Хотя и тут тоже не повезло. — Почему? Было неинтересно? Мечта-то была учиться в авиационном… — Дело не в этом. На период моей учебы в Московском автомобильно-дорожном институте выпала Олимпиада-80. Объекты для нее построить в срок не успевали, и было принято решение: студентов строительных специальностей снять на эти работы. Полгода мы учились даже не как вечерники, а скорее как заочники. Приходили на лабораторные занятия, а днем были разнорабочими на строительстве. И что интересно — нам оставили теорию в полном объеме, а практические работы убрали. Вот как можно было учить теорию без практических работ, трудно понять. Преподаватели говорили: «Мы прекрасно понимаем, после рабочего дня сложно что-то с вас особо спрашивать». Нам урезали часть программы: мы должны были уметь отгонять дорожно-строительные машины — а вот часть о том, как эти машины работают, убрали. Оставили одну теорию, без всякой практики, без закрепления. Вот так мы учились. Но все равно было интересно, мне нравились науки типа сопромата — сопротивления материалов: можно представить очень наглядно, как прикладываются силы к балке. Причем по моей специальности было очень много похожих предметов на протяжении практически всех пяти лет, от сопромата и до динамики устойчивости системы. БЕЗ ОТРЫВА ОТ ПРОИЗВОДСТВА — А первое место работы? Неужто тоже не повезло? — С местом работы все было нормально. По распределению я попал в Управление дорожного хозяйства и благоустройства Калининского района столицы. Организация отвечала за уборку дорог, содержание зеленых насаждений. Дело в другом. Когда я пришел на работу, была коммунистическая партия, и было важно в нее вступить. Но к тому моменту, когда я это, наконец, осознал, значимость партии сошла на нет. То есть приходилось все жизненные приоритеты выстраивать по-новому. Но именно в Управлении дорожного хозяйства, в 24 года, я впервые был избран председателем первичной профсоюзной организации ремонтно-строительного управления. Там работало порядка 150 человек. Большинство из них начинали работать «по лимиту» (по квоте для иногородних рабочих. — Прим. ред.). Что уж говорить, некоторые рабочие на тот момент из всей грамотности умели только расписываться. Другого образования у них не было. — Какие у вас были первые впечатления от профсоюзной работы? — Первые впечатления о профсоюзе… Ну, избрали, вот кабинет, вот бумаги — это особо не впечатлило. Впечатлило именно отношение к профсоюзу. Я помню, мы пошли на совещание, которое проводил председатель Калининской районной организации нашего профсоюза. Пожилой уже мужчина. И я был страшно удивлен: он ругал директоров автобазы, и те стояли, как мальчики, навытяжку. Директора боялись возразить, потому что их могли снять с работы запросто. А вопрос был чисто технический: при проверке инспекторы от профсоюза обнаружили, что в ремонтных ямах, где трудятся работники, — вода, масло, грязь. — С какими вопросами люди тогда обращались в профком? — Профком занимался распределением различных благ: талонов на товары, мест в общежитии, ордеров на квартиры… Профсоюз много чего согласовывал. Например, если у вас поездка за границу, именно профком решал, можно ехать или нет. Не разрешить могли по разным причинам, задать каверзный вопрос и сказать, что вы не готовы. Было такое. Путевки на лечение или отдых тоже шли через профсоюз. Они были очень дешевыми, но их давалось очень много, и они пропадали, за что меня, как председателя первички, ругали весьма серьезно: «Мы тебе дали путевки, а ты не смог их реализовать, и деньги пропали!» Было много коротких, трехдневных поездок, самая длительная — на Байкал — четыре дня. Вот они для работников, как правило, вообще были бесплатно — их оплачивала первичная профорганизация. Можно было ездить по всему Советскому Союзу. И в то же время, если была какая-то несправедливость, с которой столкнулся работник, в профком можно было идти смело. Руководство предпочитало не портить отношений с профсоюзом. — Но вы же, насколько я понимаю, были неосвобожденным председателем профкома. — Предпрофкома я был неосвобожденным — работал мастером в ремонтно-строительном управлении, а потом прорабом. Работа нравилась, хоть и трудились с утра до вечера, без выходных. Так в строительстве всегда было принято, и в Москве в особенности. Сначала это было необычно, что все субботы-воскресенья работаешь. Потом привык. И даже работа в выходные «за просто так» (нам не доплачивали, говорили, что мы таким образом зарабатываем премию) казалась нормальным явлением. Сначала думаешь: как так, люди работают в выходные. А потом привыкаешь: а как же по-другому — все так работают. КАК РАССЕЛИТЬ ПЯТИЭТАЖКУ — Вы говорили, что среди подчиненных были люди в основном неграмотные. Наверное, непросто было ими руководить? — В строительстве мне было это гораздо понятнее и проще. Например, потом я почти год работал заместителем директора одного института с коллективом 500 человек. Это старейший и единственный в стране институт, который делает проекты реконструкции старых жилых зданий. А на строительстве и в институте совершенно разный подход к решению вопросов. Вот в ремонтно-строительном управлении: если рабочий не успевает выкопать яму — надо с другой стороны поставить второго, и они будут копать вдвоем. В институте этот метод не проходил. Оказалось, что проект может делать только один человек, второго для ускорения процесса не подключишь. Или многочисленные перерывы… Человек работает, например, час — и идет курить. Я не понимал, почему так часто перекуры. Мне объясняли, что у творческого сотрудника мозг устал, он зациклился на чем-то одном и должен отвлечься, поэтому он должен отдыхать — это нормальный рабочий процесс. Я говорил: хорошо, тогда пусть работают в выходные. На что мне отвечали: если в выходные работать, сотрудник не отдохнет и не сможет в понедельник работать над проектом. Я с этим не спорил, потому что таков был заведенный в институте порядок. Просто странный для производственника подход. — Как потом сложилась ваша профессиональная судьба? — В Управлении дорожного хозяйства и благоустройства Калининского района столицы я проработал до начала 1990-х. Потом все исполкомовские структуры были ликвидированы, и наша в их числе. Изменилось административное деление Москвы. Я же сменил несколько мест работы, но особенно запомнился период, я когда был начальником Управления городского хозяйства префектуры Юго-Восточного округа. Префектом там был Зотов Владимир Борисович (сейчас он советник мэра Москвы). Он большое внимание уделял развитию науки, и я, работая в префектуре, вплотную занимался реформой столичного ЖКХ. Было даже пять книжечек за моим авторством издано. — В чем она заключалась, тогдашняя коммунальная реформа в столице? — Реформа? Это можно отдельное интервью делать. Основное — это смена системы работ. Действующая конструкция — когда организация сама себе платит деньги, сама проверяет ход работ, сама дает им оценку — была неправильной. Нужно было разделить функции: власть — это одно, говорит, что нужно сделать, а денег власти не давать, чтобы соблазн не возникал. При власти есть хозяйствующая структура, которая отвечает за правильную трату денег, является заказчиком работы, которую выполняют подрядные организации. (Кстати, одна из моих книг, изданная в 1996 году, так и называлась: «Как организовать конкурс проведения подрядных работ в ЖКХ Москвы».) Сегодня подрядчики работают, а завтра могут и не выиграть конкурс. В общем, правильное разделение: власть в одних руках, деньги — в других, выполнение работы — в третьих. Меньше соблазнов. Эта система себя неплохо показала, и те недостатки, которые проявились потом, были скорее в силу человеческого фактора. А для меня это был период очень интересной, но весьма нервной работы. Что такое ЖКХ? Это структура, где всегда что-то ломается. Я там проработал начальником Управления городского хозяйства окружной префектуры с 1993 по 2000 год, семь лет. Но уже через три месяца был искренне убежден, что именно я все тут развалил! Ну, когда тебе об этом 24 часа в сутки говорят... Кого может поймать префект? Меня. У меня и кабинет был недалеко. Естественно, он мне говорил, что все, что случилось, — моя недоработка. Такой принцип: кто первый под руку попался, тот и виноват. А первым попадался я. И через три месяца… Я разговаривал с коллегами, у них такая же ситуация: если тебе постоянно говорят, что ты виновен, то через три месяца складывается устойчивое убеждение, что это именно ты все сломал и развалил, причем вообще всё! А вот из работы на следующем месте — главой Управы Нижегородского района Москвы — запомнился период расселения пятиэтажек… — Думаю, в этой ситуации без человеческого фактора тоже не обошлось… — Совершенно верно. Для начала я поясню, что такое глава управы. Основное в его ведении — конечно же, вопросы ЖКХ и эксплуатации городского хозяйства, разбор жалоб жителей. Вообще глава управы отвечает за все, что происходит на территории района. В то время через территорию Нижегородского района прокладывали Третье транспортное кольцо. Нужно было расселить жителей из домов по его следованию. И это был очень скандальный вопрос. Дома вроде пятиэтажные, а как только принималось решение его сносить, тут же количество жильцов становилось раз в пять больше, чем их было прописано: сразу появлялись близкие родственники, родители. Супруги начинали срочно разводиться… И количество нуждающихся в квартирах увеличивается в геометрической прогрессии! Было, например, три инициативных группы, которых жители выбирали сами, чтобы они следили за справедливым распределением ордеров. И все три инициативные группы поступали абсолютно одинаково: выбирали ордера для себя — и пропадали с концами. На этом вся инициативность и общественная работа заканчивалась — личные-то проблемы были решены. КОРОТКО О ПРОФСОЮЗНОМ — К сожалению, этот же самый подход зачастую проявляется и в отношении профсоюза. Это один из факторов, которые, на мой взгляд, тормозят развитие профсоюзного движения в целом. Срабатывает потребительское отношение работников. Когда речь идет о вступлении человека в организацию, он ставит вопрос — прямо как в магазине, когда покупает колбасу: я тебе заплатил — а ты мне что? Очень странный вопрос. Профсоюз тебе дает юридическую защиту в сфере трудовых отношений. Если тебя что-то не устраивает, ты хочешь решить какие-то проблемы — приходи в профком и решай. Но если тебя все устраивает, и пенсию тебе, может быть, вообще не надо платить, или пенсионный возраст в 100 лет назначить — тогда, конечно, и в профсоюз вступать не надо. Еще одна беда — отсутствие информации. Как говорится, излишняя скромность — быстрейший путь к безвестности. Люди мало знают о том, что делают профсоюзы. Например, когда три года назад был принят закон о повышении пенсионного возраста для госслужащих, наш профсоюз добился внесения в него ряда существенных изменений. В частности, увеличения периода ввода данного закона в действие и снижения пенсионного возраста для женщин — с 65 до 63 лет. Не допустили и отмены пенсии тем госслужащим, чей совокупный доход превышает 1 млн рублей в год. Но об этом знают далеко не все члены профсоюза. Отсюда и возникает вопрос: а что нам дает организация? Все взаимосвязано. — А как же извечный, как мне кажется, для профсоюзов вопрос омоложения кадрового состава? — Вот тут сразу вспоминается анекдотичная история, когда в Советском Союзе на первый конкурс красоты за рубеж послали самых достойных женщин страны — передовиков производства, заслуженных работников: всем за 50 лет… В нашем профсоюзе смена кадрового состава происходит.. И что интересно, приходят в профсоюз люди, которые неплохо работали на госслужбе, например в Томской области или в Чувашии. И теперь они демонстрируют очень хорошие результаты — растет численность членов профсоюза. Дело не в том, что люди зрелого возраста работают хуже. Просто сменилось время, и разговаривать с социальными партнерами нужно на одном языке. Очень сложно найти общий язык 35-летнему чиновнику с 75-летним профсоюзным работником! ЛИЧНОЕ ВРЕМЯ — А правда, что председатель крупнейшего в стране профсоюза приезжает на работу иногда на мотоцикле? — Да. Увлекаюсь мотоциклами со школы, но самый первый появился на первом курсе института. «Ява», естественно. Я ее купил сам, на свои деньги, и она была в плачевном состоянии. От «Явы» одно название (улыбается). Почти все детали приходилось заменять. Этим я занимался сам. — А сейчас у вас какой мотоцикл? — Сейчас у меня их три. Yamaha есть, BMW и KTM 690 SMC, это такой новый класс супермота, кроссовый мотоцикл на дорожной резине. Он очень легкий, им легко управлять, и можно выделывать разные штуки, которые я себе не позволяю. Как и в случае авиамоделирования, я любитель. Ни в каких обществах не состою. Все эти общества — это… там же больше чем просто езда, там психология, взгляд на жизнь. А мне хватает работы. — Такие прям настоящие мужские увлечения! Наверное, в арсенале еще и охота с рыбалкой имеются? — Раньше охоту уважал, но когда появились свои собаки, перестал. Мне животных жалко. А вот на стенд езжу, по тарелочкам стрелять. Cобак у меня две: сеттер и такса. От них обеих отказались хозяева, они не воспитанные, не охотничьи — они у меня диванные. На рыбалку ездить люблю. У меня есть друг, с которым мы давно работаем вместе, и он фанат! У него руки трясутся, когда он на водоем едет! Он на озере Волго в Тверской области построил дом, и туда я езжу с ним рыбачить. Из достижений — щука 13 кг, судак 11 кг. А не удается съездить туда — езжу на платный пруд. Интересно, конечно, рыбачить не на удочку, а на джиг. Это такой вид рыбной ловли в водоемах с большой глубиной: рыбаку надо постоянно двигаться, так как приманка как бы простукивает дно. И мне это нравится.